Враги. История любви - Страница 83

Все это казалось Герману действием Провидения или какой-то иной, как бы она ни назвалась, силы, управляющей миром. Какую еще работу он мог бы желать?

С тех пор как Маша стала работать в санатории, Герман пребывал в замешательстве. События происходили не с ним, а рядом с ним. Он предавался размышлениям, не всегда понимая, о чем размышляет. Фантазии и сны наяву ни на минуту не оставляли Германа. Он страдал от галлюцинаций. Входил на станцию и видел, как Маша садится в поезд на противоположной платформе. В магазине звонил телефон, и он слышал в трубке Машин голос, и приходилось убеждать себя в том, что это совершенно другой человек. В большинстве случаев звонили молодые американцы с просьбой купить или забрать у них книги, оставшиеся после смерти отца. Герман не понимал, откуда они знают номер реб Аврома-Нисона, ведь тот никуда не давал объявлений.

Все это было для Германа одной большой загадкой: доверие к нему реб Аврома-Нисона, готовность Тамары ему помочь, ее забота о Ядвиге. С той ночи в Катскильских горах Тамара больше не прикасалась к Герману. Их отношения были исключительно дружескими.

В Тамаре, похоже, пробудились амбиции дочери предпринимателя. Вместе с Германом она составляла каталог книг, определяла цены, отправляла порванные тома к переплетчику для реставрации. Реб Авром-Нисон торговал только учеными книгами, а Тамара купила перед Пасхой Агаду, праздничные молитвенники, пасхальные блюда, ермолки разных видов и цветов, даже подсвечники и салфетки для мацы. Она стала продавать в магазине талесы и чехлы для них, тфилин, двуязычные молитвенники с переводом на английский, всевозможные наставления и хрестоматии для мальчиков, готовящихся к бар-мицве.

Ложь о торговле книгами, которую Герман так долго преподносил Ядвиге, чудесным образом превратилась в правду. Однажды утром он взял Ядвигу с собой в Даунтаун, чтобы показать ей магазин. Тамара проводила ее обратно домой, потому что Ядвига не хотела ехать в метро в одиночку, особенно теперь, на последних месяцах беременности.

Как странно было сидеть за пасхальным столом с Тамарой и Ядвигой и читать вслух Агаду! Обе женщины потребовали, чтобы Герман надел ермолку и провел всю церемонию целиком, с благословением на вино, петрушкой, харойсесом, соленой водой и преломлением мацы. Тамара даже задала четыре вопроса. Для Германа — и для Тамары, наверное, тоже — все это было игрой, ностальгией. А что не игра? Герман так и не нашел ничего, что можно было бы считать истиной, даже в так называемых точных науках.

Герман давно уже создал свою личную философию, смысл которой сводился к тому, что в мире нельзя просто существовать, а можно только постоянно заниматься контрабандой. Все живое, от микроба до человека, лавирует между разрушительными силами. Подобно тому как спекулянты и спекулянтки из Цевкува во время Первой мировой войны набивали сапоги или рубашки табаком, вешали на себя всевозможный контрабандный товар, чтобы прокрасться с ним через границу, подобно тому как они нарушали законы и подкупали чиновников, каждая частица протоплазмы, каждый вирус крадется сквозь века — с того момента, как первая бактерия появилась в иле на берегу океана, и до того, как остынет Солнце и замерзнет последнее живое существо на Земле. Но чем бы ни закончилась биологическая драма, животные смиряются со своей участью, и только человек стремится к стабильности; в этом и заключается его несчастье. Евреи больше других народов приблизились к истине, потому что они лавируют с самого начала своей истории. Сначала они пробирались в Ханаан, потом в Египет. Аврааму пришлось назвать Сару своей сестрой. Две тысячи лет изгнания, начиная с Александрии, Рима и Вавилона и заканчивая гетто в Варшаве, Лодзе, Вильне, были сплошным лавированием. Библия, Талмуд, нравоучительные книги учили евреев одному — как можно дальше держаться от жестокости и опасности, бежать искушений, скрываться от злых сил. Евреи не презирали дезертира, прячущегося в каком-нибудь подвале или на чердаке, пока армии великих держав сражались между собой.

Но Герман, современный еврей, пошел еще дальше: он потерял духовную почву. У него больше не было опоры в Торе. Он, новый Авраам, обманывает не только Авимелеха, но и Сару, и Агарь. Он больше не заключает союз с Богом, ему не нужны никакие обеты, не нужно, чтобы его семя было многочисленно, как песок морской. Все это кажется ему лишь большой игрой — проповеди, которые он писал для рабби Лемперта, книги, которые он теперь продает раввинам и ешиботникам, принятие иудаизма Ядвигой, Машин уход, Тамарина отзывчивость.

Герман прочитал Агоду и зевнул. Он поднял бокал и отмерил десять капель по числу казней египетских. Тамара хвалила Ядвигины кнейдлах. Какая-то рыба из Гудзона или из другой реки заплатила жизнью за оказанную ей честь: поедая рыбу, Герман, Тамара и Ядвига вспоминали о чудесах исхода из Египта. Курица не пожалела своей шеи в память о пасхальной жертве.

В Германии и даже здесь, в Америке, возникали партии неонацистов. Во имя Ленина и Сталина коммунисты устраивали погромы в Китае и Корее. В пивных Мюнхена те, кто недавно играл черепами еврейских детей, теперь потягивали пиво из высоких кружек и мурлыкали марш штурмовых отрядов. В Москве расстреляли последних еврейских писателей. Еврейские коммунисты в Нью-Йорке, Париже, Буэнос-Айресе превозносили убийц и поносили вчерашних вождей. Истина? Она не здесь, а в Джамбуле, на клочке земли посреди раскаленной пустыни. Здесь даже идеи ворованные. Бог? Чей Бог? Еврейский? Бог фараона? Бог лягушек и вшей?