Враги. История любви - Страница 72

— Кого я вижу! Ну, как говорится, мир тесен.

Герман встал.

— Вы меня не узнаете?

— Я здесь несколько потерялся…

— Пешелес! Носн Пешелес! Я был у вас в гостях пару недель назад…

— Да, точно!

И Герман протянул ему руку. Тот пожал Германову руку с силой, не соответствующей его маленькой фигуре. Должно быть, он хотел продемонстрировать свою мощь.

— Что вы тут сидите один? Вы пришли сюда читать книги? Я не знал, что вы знакомы с рабби Лемпертом. Хотя кто с ним незнаком? Почему вы не идете ужинать? В другой комнате подают ужин. Фуршет, каждый берет, что хочет.

— Да, я понимаю.

— Где ваша жена?

— Она где-то здесь. Я потерял ее.

И только Герман произнес эти слова, как он понял, что Пешелес говорит не о Маше, а о Ядвиге. Беда, которой Герман так боялся, настигла его. Пешелес взял Германа под руку:

— Пойдемте, найдем ее вместе. Моя жена не смогла приехать. Она заболела гриппом или еще Бог знает чем. Есть такие жены, которые заболевают, когда надо куда-то идти.

Пешелес повел Германа в большой зал. Гости стояли, держа тарелки в руках, ели и разговаривали. Другие присаживались на подоконники или опирались на что придется. Пешелес потащил Германа в столовую, где гости толпились вокруг длинного стола с едой, но в это мгновенье Герман увидел Машу, и не одну, а с мужчиной, тоже маленького роста, который держал ее под руку. Он был тоже одет в смокинг. Их встреча показалась Герману комичной. Маша рассмеялась, хлопнула в ладоши и вырвалась из рук мужчины. Герман освободился от Пешелеса. Маша раскраснелась, ее глаза нетрезво блестели. Она воскликнула:

— А вот и мой потерянный муж!

Она обхватила Германа за шею и принялась его целовать, словно он только что вернулся из дальних странствий. От нее пахло алкоголем. Оба маленьких человека издали нечто среднее между возгласом и криком.

— Это мой муж. Это Яша Котик, — сказала Маша и показала на человека в смокинге европейского покроя с блестящими лацканами и широкими полосами на брюках. Его черные волосы были зачесаны на пробор и напомажены. У него была моложавая фигура, но старое лицо: морщинистый лоб, подбородок в ямочках и складках, сгорбленный нос, рот, в котором при улыбке виднелись зубные коронки, и глаза навыкате. Под глазами были мешки. В его взгляде, улыбке, движениях было нечто насмешливое и хитрое. Когда Маша освободилась от него, он остался стоять с приподнятой рукой, словно готовый к тому, что Маша скоро снова за него схватится. Он выпятил губы, при этом на его лице появилось еще больше морщин.

— Вот как, твой муж, — сказал он с полувопросительной интонацией, по-актерски прищурив один глаз.

— Герман, это Яша Котик… Актер, о котором я тебе рассказывала… Мы были вместе в лагере… Я не знала, что он в Нью-Йорке.

— Кто-то даже рассказывал мне, что она уехала в Палестину, — обратился Яша Котик к Герману, стоя вполоборота и подмигивая. — Я полагал, что она где-нибудь у Стены Плача или у могилы праматери Рахили. Смотрю, а она стоит и пьет виски у рабби Лемперта в гостиной… Вот так Америка, черт бы побрал этого Колумба!

Он сложил большой и указательный пальцы в форме револьвера и изобразил выстрел. Все в нем двигалось с акробатической гибкостью. Лицо приобретало несколько выражений одновременно. Один глаз он поднимал со смешным удивлением, другой опускал, будто плача. Его ноздри раздувались. Герман много слышал о нем от Маши. Он шутил, роя собственную могилу, рассмешил нацистов и благодаря этому спасся. Позже он проделал то же самое с большевиками. Он преодолел бесчисленные опасности благодаря своей клоунаде, черному юмору и паясничеству. Маша хвасталась Герману, что Яша был влюблен в нее, но она его оттолкнула. Теперь он стоял и твердил Герману:

— Стало быть, вы муж, а она ваша жена, да? Где вы ее заполучили? Я ищу ее по всей Америке, полмира обошел, а вы так запросто женились на ней как ни в чем не бывало. Кто вам дал на это право, а? Это, уж простите меня, чистый империализм…

— Так и остался шутом, — сказала Маша. — Я слышала, что ты живешь в Аргентине.

— И в Аргентине тоже. Где я только не жил! Да будут благословенны самолеты: садишься, выпиваешь стаканчик и, пока суд да дело, ты уже в Южной Америке. Здесь в Пятидесятницу бегают купаться на Кони-Айленд, а там в это время дрожат от холода в неотапливаемых квартирах. Кому понравится молочная трапеза, когда на улице мороз? В Хануку плавишься от жары и ездишь в поисках прохлады на Мар-дель-Плата, но как зайдешь в казино и проиграешь пару песо, снова становится жарко. Что ты такого в нем нашла, что даже свадебку с ним сыграла? — обратился Яша Котик к Маше, пожимая одним плечом. — Что, так сказать, предположим, к примеру, есть у него такое, чего нет у меня? Очень хотелось бы знать!

— Остался паяцем, — сказала Маша. — Он серьезный человек, а ты шут гороховый.

— Вы хоть знаете, кого вы отхватили? — Яша Котик показал на Машу. — Это не женщина, а огонь. Из ада или из рая, этого я не могу точно сказать. Ее речи поддерживали в нас жизнь. Она смогла бы уговорить самого Сталина, если бы он почтил нас своим визитом в лагере. Куда пропал Мойше Файфер? — Яша Котик сменил тон. — Я думал, что ты осталась с ним.

— С ним? Что ты болтаешь? Ты пьян или хочешь поссорить меня с моим мужем? Я ничего о нем не знаю, как и он обо мне. Ты говоришь так, что можно подумать, будто мы были с ним близки. У него была жена, и все об этом знали. Если они оба живы, они наверняка вместе.

— Ну-ну, я ничего не сказал. Твой муж, должно быть, ревнивец. Не будьте ревнивым, пан… как вас зовут, а? Бродер! Пусть будет Бродер. В годы войны в нас было мало человеческого. Немцы делали из нас мыло, кошерное мыло. Для большевиков мы были навозом для революции. Что можно требовать от навоза? Если бы я издавал календарь, я бы эти годы просто выкинул…