Враги. История любви - Страница 63

— Пани Тамара, пусть пани садится. Пани меня напугала и поэтому… Я посмотрела на пани и узнала ее… Но пусть пани садится. Я принесу кофе… Пусть меня Бог накажет, если я знала, что… Я бы так никогда не сделала, никогда! Мы всегда вспоминали о пани только хорошее…

— Ну, спасибо. Я тебя ни в чем не виню, Ядзя. Наш мир — мир жадных людей. Каждый тянет одеяло на себя. Он тот еще подарочек, — Тамара показала на Германа, — но все же лучше, чем быть одной. И квартира у вас хорошая. У нас никогда такой не было.

— Я принесу кофе. Хотите есть?

Никто не ответил. Ядвига ушла на кухню, неуклюже шлепая подошвами тапок. Она оставила дверь открытой. Герман заметил, что Тамарины волосы под шапкой были растрепаны. Под глазами появились то ли впадины, то ли желтоватые мешки.

— Я не знал, что ты пьешь, — сказал он.

— Ты много чего не знаешь. Ты думал, что я могу пройти сквозь ад и выйти без сучка, без задоринки. Ты идиот, это невозможно! В России все болезни лечили одним лекарством — водкой или самогоном. Напивались, ложились на солому или на голую землю — и конец мучениям. Пусть Бог и Сталин делают, что хотят. Вчера я пошла передать привет знакомым, а они торгуют спиртом, прямо здесь, в Бруклине, но в другом районе. Они мне дали с собой целую бутылку водки.

— Ты же должна была лечь в больницу.

— Должна была… Не хочу я туда, Герман, не хочу. Эта пуля здесь, — Тамара положила руку на бедро, — мой лучший сувенир. Она напоминает мне о том, что когда-то у меня были дом, родители, дети. Если у меня отнимут и ее, то ничего не останется. Пуля стала частью меня, ты понимаешь или нет? Это все-таки немецкая пуля, но, пролежав столько лет в еврейском теле, она стала родной. Ей может однажды прийти в голову взорваться, но пока она сидит тихо, мне хорошо с ней. Подойди. Если хочешь потрогать, потрогай. Ты тоже как-то к этому причастен. Тот же револьвер застрелил твоих детей.

— Тамара, я тебя прошу.

Тамара скривилась и, дразнясь, показала Герману кончик языка.

— Тамара, я тебя прошу, — передразнила она Германа с детской игривостью, вызванной алкоголем. — Не дрожи. Она с тобой не разведется. А если разведется, ты всегда можешь уйти к другой. Как ее зовут? Я уже забыла ее имя. Если и та тебя выгонит, придешь ко мне. Я бросила работу с пуговицами, но в Америке пуговиц много… А вот и Ядзя с кофе!

Ядвига внесла поднос с двумя чашками кофе, сахарницей, сливками и домашним печеньем. На ней был фартук. Теперь она выглядела так, как раньше, — служанкой. Перед войной она прислуживала Герману и Тамаре, когда они приезжали в гости из Варшавы в Цевкув. Ядвигино лицо, прежде бледное, стало красным и мокрым. Капельки пота проступили на лбу. Тамара смотрела на нее с удивлением и насмешкой. У Германа что-то оборвалось внутри.

— Поставь. Принеси кофе и себе.

— Я пойду на кухню.

И Ядвига снова зашлепала подошвами по полу. На этот раз она прикрыла дверь.

Несмотря на смятение, Герман спрашивал себя, случалось ли такое когда-нибудь прежде? Или это происходит впервые за всю историю Вселенной? Он обратился к Тамаре:

— Да, ты ее уничтожила…

V

— Я уже поняла, что свалилась как снег на голову, — сказала Тамара. — Те, у кого вся жизнь наперекосяк, никогда не могут ничего сделать правильно. Это закон природы. Я действительно немного выпила, но совсем не пьяна. Будь добр, позови Ядвигу. Я должна ей все объяснить.

— Лучше я сам объясню.

— Нет, позови. Она подумает, что я пришла забрать ее мужа…

Герман встал, пошел на кухню и закрыл за собой дверь. Ядвига стояла у окна, повернувшись спиной к комнате. Услышав его шаги, она вздрогнула и обернулась. Ее волосы растрепались, глаза наполнились слезами, лицо покраснело и опухло. Такие перемены могут быть вызваны большим горем или продолжительной ссорой. Ее лицо исказилось гримасой, оно дрожало. Подбородок стал похож на старушечий.

Прежде чем Герман успел что-либо сказать, она подняла кулаки к голове и зашлась крестьянским плачем:

— Куда мне теперь идти?

— Ядзя, ничего не изменилось.

Ядвига затряслась, из горла вырвались хриплые звуки, похожие на шипение гуся.

— Почему ты говорил, что она мертва? Ты не ездил продавать книги, а был с ней!

— Ядзя, клянусь Богом, что это не так. Она совсем недавно приехала в Америку. Я не знал, что она жива.

— Что мне теперь делать? Она твоя жена.

— Ты моя жена.

— Она была первой… Я уйду, уеду в Польшу. Если бы только я не носила твоего ребенка!

Ядвига замотала головой и заголосила, как крестьянки, оплакивающие покойника. А-а-а…Тамара открыла дверь.

— Ядзя, не плачь. Я вовсе не пришла забирать твоего мужа. Я просто хотела посмотреть, как вы тут устроились…

Ядвига наклонилась вперед, будто собираясь упасть Тамаре в ноги.

— Пани Тамара, вы его жена, пусть это так и останется. Если Бог даровал пани жизнь, это подарок… Я отступлюсь. Это дом пани. Я уеду в Польшу, обратно домой… Моя мамочка меня не выгонит.

— Нет, Ядзя, об этом и речи быть не может. Ты вынашиваешь его ребенка, а я уже, как говорится, высохшее дерево. Бог забрал моих детей себе.

— О, пани Тамара!

Ядвига зашлась плачем и ударила себя обеими руками по лицу. Она принялась странно шататься и сгибаться, как будто искала место, куда бы упасть. Герман посмотрел на входную дверь, опасаясь, что сбегутся соседи. Тамара воскликнула:

— Ядзя, успокойся, он мне не нужен, и я ему тоже. Я вроде бы жива, но на самом деле мертва. Мертвецы иногда приходят в гости, я именно такой гость. Я встала из могилы, чтобы посмотреть, что творится на этом свете. Но раз у вас есть мезуза, я больше не приду. Мертвецы боятся мезуз…