Враги. История любви - Страница 51

Да будет вам известно, что Маша — потаскуха, вот и все. Хотите венчаться с потаскухой, как говорится, дело ваше, но не дайте заманить себя в сети. Я говорю вам об этом при условии, что наша встреча останется в тайне. Только с таким расчетом я вам позвонил. — Леон Торчинер взял сигарету и затянулся, но сигарета уже погасла.

Пока Леон Торчинер говорил, Герман сидел молча, сгорбившись. Ему было жарко, хотелось чем-нибудь обмахнуться, но Герман сдержался. Уши горели. По спине под рубашкой вдоль позвоночника потекла струйка пота. Когда Леон Торчинер отвлекся на сигарету, Герман спросил сдавленным голосом:

— За какую цену?

Леон Торчинер приставил руку к уху:

— Я не слышу. Говорите громче.

— Я имею в виду цену…

— Что? Вы сами знаете, за какую цену. Вы не столь уж наивны. Вы, наверное, думаете, что я сам не лучше нее, и в каком-то смысле будете правы. Во-первых, вы влюблены в нее, а Маша относится к числу женщин, в которых можно влюбиться. Она сводит мужчин с ума, меня самого чуть до ручки не довела. Как бы примитивна Маша ни была, она обладает умом Фрейда, Адлера и Юнга, вместе взятых, и даже более того. Она гениальная актриса. Смеется — так смеется, плачет — так плачет. Я ей прямо сказал: если б ты не тратила свой талант на глупости, стала бы второй Сарой Бернар. Так что меня не удивляет, что вы в нее втюрились. Не буду вас обманывать: я люблю ее до сих пор. Можно любить и ненавидеть одновременно. В наше время это известно даже гимназисту, посетившему первое занятие по психологии. Так вот, это первое. Во-вторых, вы, наверное, недоумеваете, зачем я делюсь с вами этими секретами и какое мне дело до вас? Я вам объясню, имейте терпение меня выслушать.

— Да, я вас слушаю.

— Кофе остынет! Съешьте кусок чизкейка. И не нервничайте. Прежде всего, мы живем во времена мировой революции, революции духа. Нацистские газовые камеры — это плохо, но гораздо хуже, когда человек теряет духовные ценности. У вас была религиозная семья, иначе откуда вам иметь представление о Талмуде? Мои родители не были фанатиками, просто соблюдающими евреями. Что же, разве раньше были другие евреи? У моего отца был один Бог и одна жена, у мамы — один Бог и один муж.

Маша наверняка вам рассказывала, что я учился в Варшавском университете и специализировался по биологии. Я работал с профессором Волконским и участвовал в одном очень важном открытии. Фактически я сам сделал это открытие, хотя он получил, как здесь говорят, дивиденды. В действительности слава не досталась и ему. Нобелевскую премию получил один англичанин. Нам кажется, что воры есть только в Варшаве, на Крохмальной или на Смоче, и в Нью-Йорке, в Боуэри. Чепуха. Воры есть среди профессоров, художников, даже самых великих. Обычные воры никогда не воруют друг у друга, а некоторые ученые живут только за счет воровства. Вы знаете, что Эйнштейн украл свою теорию у математика, помогавшего ему, имя которого никому не известно? Фрейд тоже воровал, и Спиноза. Собственно говоря, к делу это не относится, но я жертва подобного мошенничества.

Когда нацисты вошли в Варшаву, я сумел устроиться у них на работу, потому что у меня были письма от величайших немецких ученых, благодаря которым мне простили даже мое еврейство. Но я решил не пользоваться этими привилегиями и прошел сквозь ад. Позже я сбежал в Россию, но там наши интеллектуалы сразу же перессорились друг с другом и даже стали доносить один на другого. А большевикам только это и было нужно: ученых сразу отправили в лагеря. Я сам раньше испытывал симпатии к коммунизму, но в тот момент, когда мне довелось стать коммунистом, я разочаровался во всей системе и прямо заявил им об этом. Вы представляете, что со мной сделали.

Я пережил войну, лагеря, голод, вшей и в 1945 году приехал в Люблин. Там я познакомился с вашей Машей, которая в то время была любовницей или женой какого-то красноармейца-дезертира, который стал заниматься контрабандой и торговлей валютой в Польше. Точно не знаю, что между ними было. Он обвинял Машу в измене и еще Бог знает в чем. Не мне вам говорить, что она красавица, а несколько лет назад была еще краше. Контрабандист, должно быть, содержал ее. Во время войны я потерял всю семью. Услышав, что я ученый и все такое прочее, Маша потянулась ко мне. У контрабандиста, видимо, была другая или еще шесть таких же. Вы же понимаете, что в жизни плевел больше, чем зерен.

Маша разыскала мать, и мы все вместе уехали в Германию. Даже туда пришлось пробираться нелегально. У нас не было прав на переезд, каждый шаг был смертельно опасен. Чтобы выжить, надо было преступать закон, потому что по закону мы были обречены на гибель. Вы сами пострадали и, наверное, знаете, как все это было, хотя у каждого своя история. С беженцами невозможно нормально разговаривать, потому что, что бы ты ни сказал, они ответят, что все было ровно наоборот и что ты искажаешь факты. Каждый твердит свое.

Но вернемся к Маше. Мы приехали в Германию, нас, как и подобает выжившим евреям, заботливо отправили в лагерь. Там все жили друг с другом без обручений и венчаний. Кому тогда нужны были эти церемонии? Но Маша привезла с собой мать, и та потребовала, чтобы мы обвенчались по закону Моисея и Израиля. Контрабандист, по всей видимости, дал ей развод, или она просто с ним не венчалась. Не спрашивайте меня об этом, это меня не касается. Я хотел поскорее вернуться к научной работе, религия меня мало волновала. Хупа так хупа. Беженцы сразу взялись за торговлю, точнее, за контрабанду. Американские войска привезли в Германию лучшие товары, ими и торговали. Евреи торговали везде, даже в Освенциме. Если ад существует, и там развернут торговлю. Я никого не упрекаю. А что делать в такой ситуации? С голоду помирать? Благотворительные организации оплачивали только воду для каши, а в голодные годы тоже ведь надо и питаться, и одеваться.