Враги. История любви - Страница 18

Утром позвонила Маша и сообщила, что отпуск придется отложить на несколько дней, потому что кассирша, которая должна была ее подменить, заболела, и Герман сказал Ядвиге, что поездка в Чикаго, во время которой он рассчитывает продать побольше книг, состоится позже. После завтрака он отправился к раввину в офис на Двадцать Третьей улице, а потом сел на Седьмой авеню в метро и поехал в Бронкс, к Маше. Такой распорядок уже превратился для Германа в рутину, но теперь им вдруг овладело беспокойство. «Что со мной происходит? Почему я не могу расслабиться ни на минуту?» — спрашивал он сам себя. Помимо всех сомнений и самокопания, в последнее время Германа терзало нехорошее предчувствие чего-то, что должно случиться. Он постоянно боялся грядущей катастрофы. Но что именно произойдет? Может, он заболеет? Не дай Бог, с Машей или Ядвигой случится несчастье? Может, обнаружив, что Герман ведет двойную жизнь, его арестуют и депортируют? Он, Герман, не платил налоги, поскольку зарабатывал мало, но тем не менее был обязан заполнять налоговую декларацию. А вдруг он должен федеральному правительству или штату несколько долларов, но забыл об этом, потому что проживает по двум адресам? А что ему писать в графе «род занятий»? Герман знал, что его разыскивают земляки из Цевкува, но предпочитал держаться от них подальше. Любые контакты были опасны для него. Где-то в Америке у Германа были дальние родственники, но он не знал, где они живут, да и не хотел знать…

Герман попробовал сам себя утешить и заговорить собственные страхи: а когда он не страдал от фобий и предчувствий? Ну, что такого может с ним случиться, чего еще не случалось? Зачем так зависеть от подачек и объедков, которые судьба ему подбрасывает, и заранее отказываться от этого мира или от мира грядущего? Но опять-таки, способно ли живое существо отказаться? Разве сама жизнь с философской точки зрения не есть акт страха и надежды? Разочаровавшиеся живут только в надежде на то, что покорность судьбе принесет им хоть частичку покоя. Даже те, кто кончает жизнь самоубийством, верят в то, что в могиле их ждет покой…

Вечер с Машей прошел как обычно: поссорились, помирились, поцеловались. Маша рассказывала множество историй из прошлого, путая имена, названия городов и даты. Герман уже давно смирился с тем, что никогда не узнает, кем она была на самом деле и что пережила. Противоречия были свойственны то ли ее личности, то ли событиям минувшей войны.

Рано утром Маше надо было идти на работу. Герман остался в постели. Он, как всегда, запаздывал с работой для рабби Лемперта, но рассчитывал сегодня как-нибудь закончить то, что от него требовалось. Герман дал раввину неправильный адрес для установки телефона, но, по-видимому, рабби Лемперт забыл о своей идее. Слава Богу, он был слишком погружен в свои собственные дела. Он тут же забывал то, о чем говорил, и не пересматривал свои записи. Вся Америка, вся экономика этой страны строится на спешке. Никто из старых философов и социологов не мог предсказать наступления подобной эпохи — эпохи ажиотажа. Работаем быстро, едим быстро, говорим быстро. Даже умираем быстро… «Кто знает, может, на небесах тоже торопятся? — Герман играл с понравившейся ему мыслью. — Может быть, спешка — один из атрибутов Бога?» Судя по движению электромагнитных волн и скорости расширения Вселенной (согласно самой последней теории), в мироздании царит ажиотаж. Бог нетерпелив. Ангелы в спешке поют гимны и выполняют задания. Господь подгоняет Метатрона, Метатрон торопит Сандалфона, серафимов, херувимов, офанимов и арелимов. В материи толкутся молекулы, атомы и электроны. У самого времени нет времени, чтобы выполнить все задачи, которые оно взвалило на себя в этом бесконечном пространстве среди бесчисленных измерений. Эта спешка наверняка послужила причиной того, что Сатана, черти и бесенята получили такую власть. По-видимому, их миссия — подгонять Создателя, и именно из-за этой спешки Мессия запаздывает…

Герман зевнул и уснул. Его сны тоже торопились, наползали один на другой, противоречили всякой логике, разрушали структуру личности, искажали все категории мышления. Герман открыл глаза, часы показывали пятнадцать минут одиннадцатого. Шифра-Пуа молилась в другой комнате, тщательно проговаривая слова молитвы. Герман живо вскочил, пошел в ванную и наскоро побрился. Удивительно, что не порезался. Встреча с Машей была назначена на три часа. Герман захватил с собой рукописи для правки. Вскоре он был уже одет. Шифра-Пуа поставила завтрак на стол. На диване лежала газета на идише, и Герман пробежался по заголовкам: ну конечно, ни евреи, ни остальной мир ничего не знали об уничтожении евреев Гитлером. У них на это не было времени. История тоже торопится. По-видимому, ей надо готовиться к третьей мировой войне…

После кофе, когда Шифра-Пуа принялась мыть посуду, Герман развернул газету. Внезапно он увидел свое собственное имя и прочитал объявление: мистер Герман Бродер из Цевкува, вас просят обратиться к реб Аврому-Нисону Ярославеру… В объявлении был приведен адрес на Ист-Бродвее и телефон. Герман замер от удивления. Он развернул газету совершенно случайно, обычно он ограничивался просмотром передовицы. Герман знал, кто такой реб Авром-Нисон Ярославер, — это дядя Тамары, ученый муж, александровский хасид. После приезда в Америку Герман один раз встречался с этим человеком, родным дядей его жены, и обещал встретиться с ним снова. Дядя хотел всячески облагодетельствовать Германа, несмотря на то что его племянницы уже не было в живых и родственные связи были разорваны. Однако Герман скрывался от него, боясь, как бы тот не узнал о его браке с нееврейкой. И вдруг дядя разыскивает Германа через газету. «Что это может означать?» — спрашивал себя Герман. Он опасался этого человека, поддерживавшего общение с соотечественниками и родственниками. Еще впутает Германа в какую-нибудь историю, из которой потом не выбраться. «Я притворюсь, что ни о чем не знаю, — решил Герман. — Нет больше Германа Бродера!»